08.02.05

Вот уж никогда не думал, что снова увижу столько писателей сразу. В последний раз я видел эту стаю много лет назад, уж и не помню сколько, но помню, что меня пригласил Нагибин, потому что я не был тогда членом СП. Тусовка происходила в Колонном зале, буфет поражал изобилием, а писатели хорошо сшитыми костюмами и розовыми лицами. Даже очень старые классики весьма хорошо выглядели. От них так и веяло дачами, пайками, дома творчества, загранкомандировками…

И вот опять тусовка. На этот раз в ДК АЗЛК. Я и не думал, что писательская организация еще существует, с чего бы ей сохраниться: издательства ведь не отстегивают теперь в общак с каждой книги, а членские взносы грошовые, да и далеко не все их платят. Нет больше ни пайков, ни домов творчества. В общем, вроде незачем писателям сбиваться в стаю. А вот и нет, ошибочка вышла. Взносов все-таки хватает, чтобы содержать небольшой, но хваткий аппаратик, который время от времени, чтобы оправдать зарплаты собирает сочинителей на собрания, совещания, съезды.

И идут ведь, что самое удивительное. Понимают, что Союз потерял всякую силу, что никому он ничего не может дать, а все равно прутся. Зачем? Подозреваю затем, чтобы людей посмотреть и себя показать. Не хватает нашей творческой интеллигенции общения. Раньше, бывало, идешь в ЦДЛ, а там все свои, кто на бильярде играет, кто в буфете, а классики в ресторане. И разговоры все творческие разговаривают. Помню, сижу, а рядом: «Три стакана, три стакана… Шакал ты, а не поэт. Я сейчас тебе эти три стакана в жопу затолкаю». И вдруг один из этих трех стаканов пролетает у меня над головой. И женский визг и крик: « Позовите Гамзатова, позовите Гамзатова!»  И выходит из ресторана красный как рак Расул Гамзатов и читает стихи на аварском языке, а может на даргинском увещевает земляков, чтобы они разошлись по-хорошему. Вот такие, бывало, сценки наблюдались в ЦДЛе.

А сейчас что… Писателей собралось тысяча не меньше. Все больше пожилые люди, седые лысые. Со всяческими орденами. Кто с крестами, кто с венками. Я таких даже у ряженых казаков не видал. У одного еврея я заметил очень большую блямбу на которой было выгравировано «1812».  Интересно, что бы это значило?

Выглядели писатели так себе, не то, что прежде, хорошо смотрелись только те, кто успел заработать себе дачу при советской власти. Разговоры в кулуарах все больше о болезнях и лекарствах.

На заседание я, конечно, не остался. Оделся и поехал домой. Люди в метро показались мне куда симпатичнее литераторов.

По моему глубокому убеждению писатели не должны сбиваться в стаю. Их работа – процесс глубоко интимный. Ну, можно для расслабухи выпить кружку пива с коллегой в клубе, но не больше.

Раньше было понятно почему они кучковались. Для советского государства литература была чем-то вроде отрасли народного хозяйства, которая призвана была производить полезные для общества продукты – книги в которых утверждались идеалы марксизма-ленинизма. Государство любовно возделывало литературную грядку, чтобы на ней вырастали полезные овощи - Марковы, Бондаревы, Поваляевы. Они и вырастали, Но помимо них на хорошо унавоженной почве порой «выстреливали» и нежелательные «сорняки» типа Солженицына, Бродского, Даниэля, Галича… Все это продукты одной почвы, которой теперь нет.

И литературы больше нет, то есть литературы. Как отрасли народного хозяйства. Со временем должна умереть и литературная среда. Судя по возрасту тех, кто сегодня тусовался в ДК АЗЛК, уже не долго осталось этого ждать.

Лет двадцать назад Михаил Урнов, говорил нам молодым литераторам: «А на Западе литературы нет». «Как же так? – удивлялись мы, а как же Апдайк, Саган, Моравиа? Разве это не литература?». «Это отдельные мастера – острова в океане, а литературы как среды там нет. Писатели объединяются там не для того, чтобы поделить пирог, а чтобы подписать какое-нибудь воззвание в защиту или в осуждение кого-либо или чего-либо, и чаще всего они делают это заочно».

Мы собственно, уже идем тем же путем, и всяческие писательские организации это атавизм, но он будет существовать до тех пор, покуда жив хоть один советский писатель. И слава Богу.