05.05.06

Говорят богатый еще тридцать лет после того, как разориться, чувствует себя богатым, а бедный еще тридцать лет после того, как разбогатеет, чувствует себя бедняком.

Когда-то Муханов был очень богат, не как Аристотель Онассис конечно, а по советским масштабам, как, скажем, директор колхозного рынка или товаровед крупного универмага. У него была очень приличная квартира на Покровке, доставшаяся ему от деда – профессора института путей сообщения, полдачи в Кирсановке – от матери – малоизвестной, но удачливой балерины и черная «Волга», которую ему подарил отец – главный инженер одной из строек последних пятилеток. Дома у него была хорошая коллекция старых русских картин, бронза, столовое серебро и китайские вазы.

Сам Муханов никогда ничего не нажил, от трудов праведных, как известно, не наживешь палат каменных, а ловчить он считал ниже своего достоинства. Всю жизнь он числился то истопником, то дворником, а на самом деле только и делал, что играл по крупному на бильярде. Бывало, проиграется в пух и прах, заложит в ломбарде бронзу или серебро, а через неделю, глядишь, и отыгрался, и еще в прибытке – ужинает в «Метрополе», слушает оперу в ложе Большого театра, в Столешниковом покупает чернобурку какой-нибудь даме.

Широкий был человек, не жлоб какой-нибудь на «мерсе», которых ныне развелось как собак нерезаных. Ну, да что с них взять им еще тридцать лет маяться, прежде чем они ощутят себя людьми. А у Муханова было все с рождения, ему никого не нужно было расталкивать локтями, чтобы пробиться к корыту, никого не нужно было сдавать, мочить, чтобы получит какие-то материальные блага. Он был чист, как ребенок и щедр, как принц, и потому вокруг него вертелось много всякой сволочи всегда готовой услужливо стряхнуть с пальто несуществующую пыль и поднести спичку.

А Муханову все был нипочем, он давно уже был тем, что про него рассказывали в бильярдной в парке Горького. Даже когда удача вдруг отвернулась от него, он и глазом не моргнул. Первым звонком был крупный проигрыш какому-то грузину. Муханов по своему обыкновению заложил бронзу, но прошла неделя, другая, а он так и не смог отыграться, и тогда он заложил столовое серебро, и снова проиграл.

Так он постепенно спустил все свои ценности плоть до уже порядком обшарпанной «Волги», но и этого оказалось мало. Следующим номером его программы был проигрыш московской квартиры.

В конце концов, он остался на даче в Кирсановке, без копейки денег, зато в компании милых сердцу предков, снисходительно взирающих с фотографий на стенах. К этому времени ему стукнуло шестьдесят, и он получил право на пенсию. Но оформлять ее он не стал, а вытащил из комода свое последнее богатство – серебряную ложечку, которую ему подарила его бабушка – балерина «на зубок».

В комиссионке за нее ему отвалили тысячу рублей, и он поехал в «Метрополь» пить кофе с ликером шартрез, как в былые времена. Кофе он пил часа два и за это время к нему несколько раз присаживались знакомые, которым повезло больше, чем ему. Один из них стал издателем, который заработал хорошие деньги на грязной газетке, которая в течение пяти лет не слезала с одного единственного человеческого органа. Другой - в свое время бывший стукачом, сделал себе имя на разоблачении зверств коммунистического режима, и стал депутатом. Третий, который когда-то служил бухгалтером в артели инвалидов, и сел на пять лет за растрату, теперь занимал пост в коммерческом банке. Все они были наслышаны о трудностях Муханова, и все они готовы были ссудить ему тысячу другую на игру, чтобы убедиться в том, что счастье окончательно сменило хозяев. Но Муханов у них ничего не взял. Он расплатился за кофе, оставив официанту десять процентов на чай. Поймал какую-то иномарку, и поехал, как в былые годы в парк Горького может в последний раз испытать счастье. В кармане у него оставалось ровно четыреста рублей.

У входа в бильярдную стояли какие-то люди, один из них поздоровался с ним. Муханов его не помнил.

Это были голодные братки из пушкинской группировки. Вчера их порядком потрепали солнцевские, и вот теперь они искали, чем бы поживиться. Тот, который поздоровался с Мухановым был когда-то сантехником на Покровке, в смутные девяностые он довольно успешно продавал цветные металлы в Литву, пока его не вытеснили из этого бизнеса «большие ребята». Возвращаться в коммунальное хозяйство после легких денег не хотелось, и он подался в домушники, но здесь нужен был особый фарт, которого у него не было и вскоре его взяли. Попался по-глупому: залез в квартиру, а там старуха спала. Ну, он ее запер в туалете, и пошел шарить по шкафам, а у нее с собой был мобильник. Дали ему три года, а когда вышел, подался к пушкинским.

- Кто это? - спросили его братки, когда он поздоровался с Мухановым.

- А это подпольный воротила, у него одних картин в квартире на миллион баксов.

- Вот он-то нам и нужен.

Они схватили Муханова, когда он, проиграв свои жалкие червонцы, выходил из зала, засунули в джип и отвезли к себе в Пушкин.

Его жизнь они для начала оценили в сто тысяч долларов. Этот сантехник, конечно, трепло его информацию надо делить на десять. Но мужик был одет во все фирменное и держался солидно, сразу видно не фуфло какое-нибудь.

- Вот тебе телефон, сказали они Муханову, звони своим. Если завтра у нас не будет ста тысяч, тебе крышка.

Но заложник повел себя странным образом, он расхохотался им в лицо.

- Мои деньги вам не по зубам.

- Тогда и тебе тоже, - сказали они и выбили ему зубы.

- Не видать вам моих денег, как своих ушей, - издевался над ними Муханов.

- Тогда и тебе тоже, - сказали они и выкололи ему глаза.

Он не выдержал побоев и умер на следующее утро. В карманах у него не было даже мелкой монеты. Братки хотели отвезти его тело на свалку, но увидели, что там маячит милицейская машина. Тогда они вернулись, и закопали Муханова на участке пустующей дачи профессора Якимовича, который когда-то играл в преферанс с его дедушкой.

С тех пор прошло пять лет, если верить народной мудрости, то его еще четверть века никто не потревожит.