ГДЕ-ТО ТАМ, ЗА РЕКОЙ

 

Надо же было подвернуться этому другу детства именно вчера. Добро бы в начале недели или хоть в среду, а то под самые выходные. Вот и накрылась поездка к Горюновым на дачу: милые посиделки у самовара, полезный для здоровья сосновый воздух, красное вино под шашлычки – все прахом пошло из-за этого бегемота.

Варвара Матвеевна была ужасно раздосадована таким оборотом событий. Из-за глупой мужниной причуды она лишилась возможности побыть в обществе симпатичных людей.

– Вася, может быть, есть смысл перенести вашу встречу на понедельник?

– Вареныш, милый, да ведь он проездом... Живет где-то у черта на куличках, в Октябрьске или Ноябрьске, в общем, в каком–то нефтедобывающем районе...

– Я понимаю. Но все-таки...

– Эх, Варакушка, мы не виделись сорок лет. Только представь себе – сорок лет...

– Колька Князев... Князь хренов... Это ж надо... Главное он–то меня не узнал. Смотрю, что-то уж очень знакомая личность у газетного киоска. Подхожу поближе, как будто выбираю журнал и вижу у него на подбородке шрам. Это ведь я его пометил поджигой, вот дурак был – мог ведь без глаза оставить... «Здорово, Князь,– говорю,– хренов». А он, чудак, дунуть, было, от меня хотел.

– Ты хоть знаешь, что он за человек, этот Князев?

– Мы в слободке жили, за рекой. Кругом деревни. С деревенскими мы крепко не ладили. Раз пошли к ним на танцы, а местные стали задираться. Меня двое под микитки и туда, где потемнее. Ну, думаю, если ребра не поломают, то уж зубы повыбивают точно. И тут... Как ты думаешь, кто был моим спасителем?

Многозначительно помолчав, Василий Петрович отправился в гостиную, где в недрах румынского серванта хранился легкий и тонкий. Как яичная скорлупа, дорогой и почти драгоценный японский столовый сервиз на шесть персон. Супница, салатница и все такое, с бамбуками, соснами и веточками цветущей сливы.

– Боже мой, Василий,– всплеснула руками Варвара Матвеевна.– Ты решил на радостях расколотить сервиз.

Покрыв стол накрахмаленной, вышитой по углам синими васильками, скатертью, она занялась салфетками. В отличие от своего супруга, Варвара Матвеевна не слишком любила принимать гостей, но если уж такое случалась, то уж старалась не ударить в грязь лицом.

Грибной суп источал аромат на всю кухню, салаты были уложены причудливыми пирамидками, увенчанными пунцовыми куполами свежих помидоров, лимонными шлемами и хризантемами из огуречных стружек; буженина, салями и отварной язык уложены на блюда и украшены зеленью.

Обложив жирную сельдь, кусочками маринованного лука и приправив виноградным уксусом, Варвара Матвеевна поспешила на помощь мужу, который заканчивал сервировку стола. В это время в прихожей пролились чистые капли музыкального звонка и гостеприимные хозяева поспешили навстречу гостю, так неожиданно выброшенному течением жизни на их приветливый берег.

– Наконец–то явился,– вскрикнул, нет, даже взвизгнул Василий Петрович, бросаясь на шею долговязому неопрятному субъекту в каких–то немыслимых ядовито–зеленых штанах.

– Если б вы знали, что тут Василий про вас рассказывал... – начала, было, Варвара Матвеевна, но гость вдруг вырвал шапку из рук Василия Петровича и попятился к выходу. – Куда же вы? – опешила хозяйка.

– Во дает!.. Ну, артист... – схватил гостя за рукав восторженный хозяин.– Проходи, давай, вспомним юность нашу шебутную, голоштанную...

Сели за стол. Василий Петрович уверенно наполнил хрустальные лафитнички, которые тут же запотели, запустил вилку в клумбу деликатесов и выудит оттуда ветчину.

– Поехали,– буркнул немногословный гость, и невкусно выпил свою водку в три приема.

Ни на минуту не спуская с него глаз, Варвара Петровна забыла закусить. Она с неприязнью разглядывала уродливый ноготь на большом пальце его правой руки, отвисший подбородок и кадык до неприличия подвижный и острый. Что может связывать ее мужа, ответственного работника главка, с этим забулдыгой?

А Василий Петрович, ничуть не смущаясь засаленных лацканов и небритой физиономии своего друга детства, предавался воспоминаниям.

– Что ты пристаешь к человеку со своими мемуарами,– прервала мужа Варвара Матвеевна.– Дай ему, наконец, рассказать о себе, о своей семье.

Гость сразу растерялся, даже недоеденный кусок буженины положил мимо тарелки. Потянулся, было, к рюмке, но передумал, и неуклюже встал из-за стола.

Правильно, Князь, пойдем покурим,– обрадовался, порядком захмелевший Василий Петрович.

Мужчины расположились на кухне, А Варвара Матвеевна принялась засыпать солью пятна на скатерти.

Несмотря на уговоры Василия Петровича, гость никак не желал оставаться пить кофе. Он вдруг заторопился и ушел.

Хозяин проводил его до автобуса, и вернулся протрезвевший, светлый и задумчивый.

– Что за вечер чудесный, Воркутенок ты мой ненаглядный. Морозец настоящий крещенский. Каждая звездочка на небе приплясывает, чтобы не замерзнуть.

Но Варвара Матвеевна не разделяла его восторга.

– Чему ты радуешься? Испортил мне вечер и доволен.

– Отныне, Варченок, самовольничать не стану, накачаю его завтра в ресторане и баста.

– Да ты еще и завтра с ним встречаешься?

– На вокзале. Надо же приятеля проводить честь по чести. Раз в сорок лет видимся...

– Откуда такая патетика не пойму. Хочется выпить – позови Алексеевых или Гошу, на худой конец, – Варвара Матвеевна смела в совок осколки пепельницы, которую нечаянно столкнул со стола гость, и хотела, было, выбросить их в мусорное ведро, но тут ее взгляд вдруг задержался на холодильнике. Она оставила мусор и стала перебирать лежащие на холодильнике бумажки: квитанции из прачечной, расчетные книжки за квартиру, за телефон. – А где деньги? Здесь на холодильнике лежали деньги. Я отложила их, чтобы заплатить за квартиру.

– Куда же они делись? – пожал плечами Василий Петрович. – Черт с квасом съел? Черт, черт, поиграй и обратно отдай.

– Черт здесь не причем, Вася, это твой Князь или, как бишь его, спер. У него глаза бегали.

– Как тебе не стыдно, – вспыхнул Василий Петрович. – Да чтобы Колька Князев на чужое позарился... Лазили когда-то в окрестные сады, за рекой по глупости, но чтобы так вот прийти в чужой дом и взять деньги... Нет, это абсолютно исключено.

– Он алкоголик, Вася – ты заметил, как у него трясутся руки, а это такая порода людей, которые ради выпивки способны на любую гнусность.

– Я знаю Николая, он не мог этого сделать,– горячился Василий Петрович. – Ты наверно сама куда-нибудь заховала эти несчастные деньги.

Он заглянул за батарею, метнулся к газовой плите, затем отодвинул холодильник, и, присев на корточки заглянул в сумрачную щель. И тут из паутины и пыли выполз Стыд и уставился на него своими немигающими бельмами: «Чего ищешь ты здесь, на задворках жизни, неужели для того, чтобы сохранить веру в друга тебе понадобилось шарить за холодильником».

– Нет здесь ни черта,– сказал Василий Петрович. Не желаю больше говорить об этих проклятых деньгах. Исчезли они... Испарились и ладно. Еще наживем.

– Вполне понимаю твое нежелание смотреть правде в глаза,– начала Варвара Матвеевна,– но факт...

– Плевать я хотел на факт.

«А вдруг ему позарез нужны эти деньги,– рассуждал про себя Василий Петрович,– но он не решился их попросить, видя, что Варя относится к нему несколько свысока, и подумал, что лучше взять без спросу, а потом вернуть по почте. Нет, это чушь какая–то – достоевщина. Лучше об этом вообще не думать – не такие это деньги. Хотя сумма в данном случае не имеет значения... Нет, нет... Не думать...»

На следующий день Василий Петрович приехал на вокзал в условленное время, прождал Князева в условленном месте целый час, но тот так и не появился.

На перроне было суетно и пахло паровозом, хотя никакого паровоза и в помине не было. Развернув словно флаг бесцеремонное «па-а-берегись!», носильщик пропихивали свою тележку сквозь толпу приехавших, отъезжающих, встречающих и провожающих. Василия Петровича это раздражало.

«Бедный, больной человек, – убеждал он себя, – жизнь так неласково с ним обошлась. Видимо сильно нуждается. Мы здесь в Москве зажрались, а там, в провинции, у людей каждая копейка на счету. А все-таки, как был гордецом, так и остался – не стал клянчить, унижаться. Взял и правильно сделал. Не в его правилах канючить. Даже, когда я его чуть глаза не лишил... Господи, да шрам-то слева был...»

Мысли его тут же свернули в другую сторону и побежали весело, вприпрыжку: «А если это не Князев или Князев, но не тот. По сути, он же ничего о себе не сказал, слушал мой треп и кивал. Ну и дурак я, пригласил домой какого-то хмыря, напоил его, накормил... Это уже маразм...»

От этих мыслей Василий Петрович развеселился. Вся эта история показалась ему смешной до слез. Он полез в карман пальто за платком, а там конверт, а в конверте... деньги.

«Боже мой, да ведь это те самые деньги. Я же их сунул в карман, чтобы по пути на работу заплатить за квартиру. А вот и расчетная книжка. Определенно маразм».

Ноги сами несли его домой мимо киосков, мимо такси, мимо людей с чемоданами. Но он всего этого не видел. «А шрам был все-таки справа, – думал он. – Нет, слева... Впрочем, один хрен где. Главное – жена должна знать свое место в доме – кого хочу, того и приглашаю».