МИНОР  

По радио передавали про беспорядки в Ольстере. Николай подсел к радиоприемнику, прикрутил звук, чтобы ребенок поскорее заснул, и критически оглядел комнату. На полу тут и там валялись кубики и кусочки фольги. Рисунок на обоях напоминал грязные подтеки. Николай натянул на ноги носки и снял со спинки стула пиджак. И тут вошла жена с посудным полотенцем в руках.

– Ты куда это, на ночь глядя?

– Голова трещит, пойду пройдусь.

– Может, успеешь в булочную?

Снег ровный и крупный опускался на землю. Казалось даже, что хлопья не падают, а висят в воздухе на нитках. И Николай припомнил, что видел такие хлопья в детстве, на елке в клубе железнодорожников. Это была его первая в жизни елка. Родители наперебой расписывали чудеса, которые его там ожидают, и он все мечтал и думал, что попадет в сказку, а попал на спектакль.

Воспоминания детства навеяли странные чувства. «Хороший был спектакль,– размышлял Николай, проходя мимо закрытой булочной. – Хорошие бывают спектакли... Хорошая бывает погода... Хорошие бывают вечера в конце зимы... Такие синие».

Откуда-то издалека, может сверху, из-под желтой челки взглянул на него мальчик, как будто хотел сказать: «Да ну тебя с глупостями...» Маленькая рука водила вязальным крючком по карте. Карта была старая, потрепанная на сгибах. Почему-то Австралия... Налларбор, Вумерра, Маррамбиджи... Дремучие дикарские заклинания, как пальцем по стеклу. Весна человечества. Медленно–медленно тянулись за кончиком крючка скрипучие фуры первопроходцев, то по выгоревшей равнине, то под светлыми сводами эвкалиптовых рощ...

Вот отдадим Витюшку в детский сад, и нужно заканчивать диссертацию,– попытался унять нарастающую внутри тревогу Николай. – Тема перспективная, хорошая тема, садик хороший, ведомственный. На десерт, говорят, бывают бананы. Две сотни обещали прибавить к зарплате. Восемьсот, тысяча, полторы... Зато без всяких задержек.

На душе вдруг стало тесно, и чудесный зимний вечер, светлый и мягкий, словно созданный для какого–то замечательного события, показался Николаю глухим, неприютным, зряшным.

«И отчего это человек все один да один, все в снегу да с мокрыми ногами, и никакой ему Австралии,– думал Николай, проходя мимо станции метро, возле которой, несмотря на поздний час, было довольно оживленно. – А может... Может еще не поздно... Многие даже в сорок начинали или даже в шестьдесят и, слава Богу, кое-чего добивались. Аксаков, скажем, или Пришвин... И если даже не делали великих открытий, не создавали шедевров мировой культуры, все равно жили крупно: странствовали, искали, влюблялись по уши...

А что сказали бы на работе, подай я заявление по собственному желанию? Подумают, что темню или сочтут идиотом – где сейчас работу найдешь? Друзья отговаривать станут, попытаются образумить. Может быть, приедут к Татьяне. Рассядутся, как на похоронах. А она всплакнет. Скажет, что я был не таким уж плохим мужем и отцом, и, между прочим, расскажет, как послала меня за хлебом, а я возьми, да и не вернись...»

«Возьми, да и не вернись...» – неожиданный поворот мыслей так понравился Николаю, что он даже замедлил шаг. И все вокруг увиделось ему по-новому. С ревом выбирались из заснеженных переулков машины, дворники расчищали тротуары огромными фанерными лопатами, где-то играла музыка, и все было не таким уж заброшенным и пропащим, и огни в окнах засверкали как-то тепло, заманчиво.

«Нет ничего глупее, чем сидеть, сложа руки, и ждать, когда к тебе в окно постучится приключение и скажет: «Ну, собирайся, пойдем жить интересно»,– текли мысли по новому руслу. – Самое время начать... Взять сейчас и зайти в любую квартиру. Новую жизнь лучше всего начинать с новыми людьми. Ну, турнут... Что меня убудет? Зато есть шанс».

Идея эта захватила Николая, и он решил осуществить ее немедленно. Свернув в ближайший подъезд, он, одним духом поднялся по лестнице и позвонил в первую попавшуюся дверь.

Ему открыл человек приблизительно одних с ним лет, по-домашнему взъерошенный, с реденькой бородкой.

– Извините,– сказал Николай. Он был разочарован. Думая о новых знакомствах, он невольно представлял себе красавицу с понимающими глазами и волосами до плеч.

– Проходите, проходите... – смешался хозяин, как будто это он сам, ни с того ни с сего, вторгся в квартиру к незнакомому человеку. Николай же, напротив, вдруг повел себя так, словно пришел к себе домой. Не дожидаясь разрешения, снял пальто, шапку положил на полку. Хотел, было, разуться, да раздумал: тапочек нигде не было видно. Из кухни аппетитно тянуло борщом. В комнате, куда хозяин как-то неуклюже пригласил гостя, все было заставлено и завалено кипами книг и бумаг, всюду валялась одежда.

– Ради Бога извините,– засуетился хозяин, перехватив взгляд Николая. – Не успел навести порядок. Совсем зашился, знаете ли... Он схватился за одну вещь, за другую, скомкал, но так и не убрал ничего. «Запой, наверно,– подумал Николай. – Приятное знакомство нечего сказать».

– И не то, чтобы уж очень ленив, и не пью вроде, а вот так все запустил. Все руки не доходят навести порядок: то одно, то другое и все мелочь, беготня, извините. Доберешься до кушетки в конце дня, и только на то тебя хватает, чтобы представить, как садишься в электричку и едешь туда, где можно вздохнуть полной грудью. С вами такое бывает?

– Нечто вроде,– вспыхнул Николай,– пожалуй, бывает. Вот я где-то прочитал, что наша теперешняя городская жизнь состоит из множества мгновений, каждое из которых не принадлежит тебе. За день ты успеваешь переделать массу мелких дел, и каждому нужно отдать частицу своей души, своего таланта... А главное...

– Простите, ради Бога, простите,– перебил его хозяин,– но прошу вас не надо об этом больше... Очень вас прошу. Дело в том, что у меня нет таланта.

– Как? – опешил Николай. – Вы в этом уверены?

– Абсолютно,– сказал хозяин, и на лице его изобразилось нечто вроде виноватой улыбки.

На некоторое время в комнате воцарилась тишина. Первым ее нарушил Николай:

– Ну, это еще не повод для уныния. Можно и так неплохо прожить. Я вот тут думал, а что, если всю эту дребедень, за которую мы с вами держимся, побоку? Сесть, как вы говорите, в электричку или лучше в поезд дальнего следования и укатить к черту на кулички, как отрезать. Познакомиться с интересными людьми, влюбиться в красавицу – начать все заново.

– У всего нового есть одно неприятное свойство,– вздохнул собеседник,– рано или поздно оно становится старым. Вы думаете, я не пробовал?

В его словах было столько горечи и усталости, что Николай как-то сразу поверил ему, и почему-то обиделся.

– Значит это не путь к счастью?

– По настоящему счастлив тот, кто ни о чем не жалеет,– сказал хозяин тоном школьного учителя: негромко, но убедительно.– Лично я так не могу, мне далеко до Будды.

– Что же нам делать? – еще тише спросил Николай.

– Летать,– произнес хозяин одними губами.

– Как? – не понял Николай.

– Очень просто,– прошептал хозяин. – Мне кажется, я уже знаю, как это делать. Нужно только решиться. Сейчас решиться...

Он вскочил со стула и заходил по комнате. Лицо его вдруг разгладилось и посветлело. На правой щеке выступил багровый румянец. «Сумасшедший,– пронеслось в голове Николая. – Вот угораздило...» Не успел он сообразить, что ему делать, как хозяин кинулся убирать с окна горшки с цветами. В следующее мгновенье он уже стоял на подоконнике перед распахнутым настежь окном. Крупные хлопья снега опускались на его тапочки и таяли.

– Не делайте глупостей, сказал Николай как можно спокойнее, чтобы не спугнуть безумца. – Сейчас же сойдите с окна. Это плохая шутка.

– Это не шутка,– сказал самоубийца и, как показалось Николаю, подмигнул ему. Просто я знаю, что надо делать.

С этими словами он обеими ногами оттолкнулся от подоконника, но вместо того, чтобы кануть вниз, стал всплывать навстречу снежным хлопьям, пока густой снегопад не скрыл его от глаз.

Николай подскочил к окну, нет, это не галлюцинация. Он машинально закрыл створки, задернул штору. И тут же снова ощутил запах борща.

«Оказывается, это просто. Совсем просто. Нужно только решиться. И как это я сам не додумался»,– рассуждал про себя Николай, шагая по заснеженному городу. Было около полуночи. Редкие прохожие спешили разминуться, но Николай их даже не замечал.

Дома все давно спали. Он разделся, не зажигая света в прихожей. В носках потихоньку прошел на кухню и открыл холодильник. Котлеты застыли, но были вкусны как никогда.